Елена Глоба: “Я – мама сына-гея”

Дата: 28 July 2017 Автор: Ирина Выртосу
A+ A- Підписатися

 

Елена Глоба / Фото – Валерия Мезенцева, Центр информации о правах человека

Елена Глоба – основательница и руководительница уникальной для Украины организации “Терго”. Это объединение родителей, дети которых являются лесбиянками, геями, бисексуалами, транссексуалами (ЛГБТ).

Сама Елена является мамой сына-гея, активиста Богдана Глобы. Вероятно, именно сын “сделал” свою маму правозащитницей. Но к принятию своего сына-гея Елена шла очень долго. Теперь готова помогать таким же родителям, которые, узнав о гомосексуальности своего ребенка, не знают – как быть дальше.

ВОСЕМЬ ЛЕТ ГОМОФОБИИ

Преподавательница английского языка в одном из Полтавских университетов, участница программы стажировки в США, мать крепкой семьи – Елена Глоба была счастлива и уверена в своей жизни. С сыном-подростком у нее были хорошие отношения – отношения доверия.

В их доме несколько раз всплывала тема сексуальной ориентации, когда женщина выражала поддержку ЛГБТ-людям. Так, среди ее воспитанников был талантливый студент, демонстрировал хорошие знания английского языка, он охотно исполнял песни на английском и французском. Об этом студенте часто в педагогическом коллективе с восторгом рассказывала Елена Глоба. Как-то при очередном упоминании о нем от одного из преподавателей услышала: “Ну и что, что у него таланты – все равно он гомик, что из него хорошего может получиться?”.

Возмущению Елены не было предела. Не могла успокоиться даже дома за совместным ужином с мужем и сыном: “Представляете, преподаватель – опытный человек, хороший специалист, – позволяет себе такие комментарии. Удивительно, что среди преподавателей встречаются такие темные люди”.

Ее также поддержал муж, отметив, что преподаватель не может осуждать студента за то, что “он не с тем спит” – это его не должно обходить. По словам Елены, тогда они с мужем показали сыну, что поддерживают гомосексуальных людей, понимают их проблемы и готовы их защищать…

“Если бы меня заставили жить не моей жизнью – как бы мне было трудно!”

Когда вы узнали о гомосексуальности вашего сына, готовы были воспринять такую откровенность? – осторожно спрашиваю у своей собеседницы.

Елена Глоба начала не сразу.

– Богдану тогда было 14 лет. Это было время, когда у нас был один компьютер на всю семью. Сын имел свои папки, в которые я не заглядывала. Я уважала его право на частную жизнь.

Однажды, торопясь, я случайно открыла одну из его папок на компьютере. И наткнулась глазами на стихи, в которых говорилось о его любви к нему. И я не смогла остановиться. Я не увидела в тех стихах какой-то грубости – все у них было тонко, возвышенно. На мгновение подумала: это какая-то ошибка – следующий стих будет “нормальный”, о любви его к ней. А ведь нет. Стихов пять прочитала: и уже не смотрела на содержание, просто искала местоимения. Но было еще “хуже”: речь шла или он-он, или она-она…

Я едва выдержала до вечера, чтобы спросить Богдана: “Деточка, что у тебя за стихи такие, ты что голубой?”. Сегодня я понимаю, насколько это было грубо. А сын напряму ответил, поправив меня: “Да, мама, я гей…”.

И потом он всегда спокойно, но твердо поправлял меня и отца, если в разговорах появлялись некорректные слова.

“Принять гомосексуальность у своего ребенка мне было очень тяжело”

…Я знала об объективности существования гомосексуальной ориентации. Но принять ее у своего ребенка, согласиться со всеми условиями, которые идут рядом с гомосексуальностью, мне было чрезвычайно трудно.

К тому времени, а это начало 2000-х годов, не было ни профессиональной литературы, ни организации, в которую я могла бы обратиться за помощью. Напротив, в различных государственных учреждениях и в церкви – я и туда приходила, – все мне говорили, что гомосексуальность моего сына – это большой грех. Наказание отменили, но все равно это грех, какое-то отклонение в поведении. А были и такие организации, куда я обращалась, откровенно меня пугали.

Мой мир разрушился. Я не знала, что делать. Затем были годы – теперь я их могу в шутку называть 8 лет гомофобии – когда глубоко изучала этот вопрос. И …разочаровывалась. Потому что в какой-то момент осознала, что гомосексуальность не лечится, и я не вылечу своего ребенка. Это то, что на генетическом уровне.

– Восемь лет – довольно большой путь принятия вашего ребенка…

– Когда я поняла, что моя жизнь рушится – я решила обратиться к психологу. И в первую очередь я просила, чтобы изменили моего ребенка. Но психолог очень твердо ответила: “Я не изменю вам ребенка, но я могу изменить ваше отношение к гомосексуальности вашего сына”.

“Роль родителей – поддерживать ребенка во всем”

Для Елены Глобы это было непросто. В то время она развелась с мужем, потому что он категорически не воспринимал сына-гея, более того – относился очень агрессивно. От некогда дружной семьи остались обломки… Елене пришлось учиться жить заново.

В 2012 году Богдан начал заниматься социальной работой. Возглавил организацию “Точка опоры”, которая предоставляла услуги для ВИЧ-позитивных лиц. И сын попросил приехать свою мать в Киев и помочь с переводами. Елена откликнулась на его приглашение. Для нее открылся совершенно другой мир: организация часто проводила вечеринки для ЛГБТ-сообщества, здесь впервые Елена Глоба познакомилась с товарищами сына – геями, трансгендерами.

– В офисе тусовались все. И я всегда слышала от присутствующих: “Как Богдану повезло – есть мать, которая его поддерживает”. И эти ребята говорили мне в глаза, какая я – молодец, что принимаю Богдана.

Помню, когда я готовилась к рождению ребенка, в книге психолога Анатолия Некрасова “Материнская любовь” я отметила для себя ключевое: роль родителей – поддерживать ребенка во всем. И теперь я смотрела на этих растерянных детей и думала: “А как же они без родительской поддержки? Пожалуй, они не рассказывают своим родителям о главном – о своей любви, о своей личности”.

Когда я ребят спрашивала, что вы говорите своим родителям, они, вздыхая, отвечали: “Да уже замучили вопросами, скоро ли я женюсь, когда у меня будет девушка”. Им надоело не говорить правду. Даже шутят, что каждый раз забывают имена тех девушек, которых придумывают.

А я их слушала и примеряла на себе: если бы меня сейчас заставили жить не моей жизнью – как бы мне было трудно! Сами дети просили, чтобы я поговорила с их мамами.

“Создание “Терго” было сознательным решением”

“Я ПОДДЕРЖИВАЮ СВОЕГО СЫНА”

Создание “Терго” было сознательным решением – чтобы помочь родителям понять своих ЛГБТ-детей, восстановить отношения доверия между ними.

– Прийти к незнакомому человеку и говорить о непростых вещах – это вызов… – продолжаю наш разговор.

– Еще какой! Я чувствовала, что нужна такая родительская инициатива, но я искала точку отсчета. И это произошло. Богдан в 2012 году ездил на стажировку в США, и оттуда привез идею PFLAG – встречи родителей, на которых они обсуждают чувствительные вопросы сексуальной ориентации и гендерной идентичности своих детей.

В проведении первых встреч с родителями нас поддерживала также организация GIZ. А чтобы лучше ознакомиться с опытом работы таких родительских объединений, меня пригласили в Германию, на встречу с BEFAN – федеральным сообществом родителей, друзей и близких ЛГБТ.

Все увиденное в BEFAN меня глубоко поразило. Как просто и открыто лесбиянки, гомосексуальные ребята обнимались, позволяли себе целоватсья в коридорах, не боялись проявлять свою нежность. И так классно было, душевно… Там же на рабочих встречах я познакомилась со многими папами.

Интересно, что первые такие встречи с родителями проводились… в церкви. Именно церковь предоставляла бесплатное место, где можно было спокойно разговаривать.

На этот симпозиум приезжал также мэр Берлина – он выступил с речью, фотографировался с нами. Отчитывались перед нами и представители партии, что они сделали для ЛГБТ-людей. Представьте себе – правительство отчитывалось перед общественностью.

Вообще в Германии высокий уровень толерантности. Однажды вечером, после собрания, я на улице встретила двух девушек, которые вели за ручку еще одну маленькую девочку. Меня как молния коснулась – я догадалась, наверное, это лесбиянки. И никто из окружающих не делал из этого никакой сенсации.

На этой встрече я услышала много обычных семейных историй. Так, один парень рассказывал, что его партнер на 10 лет старше, он очень успешный врач. Вместе они усыновили двоих детей – дочь и сына. Парень рассказывал, как у них обустроена бытовая жизнь, как прошли процедуру усыновления, как дети гуляют на улице, как они вместе ходят в магазин. Я выспрашивала, сдержанно ли  продавцы относятся к вам – два папы пришли с двумя детьми… А он ответил: “Да, более того – помогают советами, ибо у нас, действительно, не хватает опыта”. И никто не сомневается, что эти мужчины могут быть хорошими родителями.

Работа организации BEFAN настолько поразила, что я домой летела на крыльях. Хотелось то же создать в Украине.

“Как одна из мам была похожа на меня на второй день, когда я узнала, что мой сын – гей…”

Но в Украине начиналось очень-очень трудно. Среди первых мам нашей организации была я, также Анна Медко, мама усыновленного гомосексуального сына, еще Елена Жукова. Все мы уже прошли свой путь принятия своих детей. Но одна мама, которую мы пригласили на нашу встречу, только что узнала о сексуальной ориентации сына. И из-за этого у них были очень большие ссоры в семье.

Мы ее ждали. И когда она зашла в комнату – я на нее посмотрела и ужаснулась. Как она была похожа на меня на второй день, когда я узнала, что мой сын – гей. Она была такая злая! Позже я узнала, что это нормально, что в таких ситуациях одна из первых эмоций – злость.

С первых минут нашего разговора мы все втроем начали… плакать. И это также нормальная реакция. В таких ситуациях ничего не надо советовать – просто искренне плачьте. Это позже я узнала, а тогда действовала интуитивно. Мы три часа  плакали. И потом эта мама начала расспрашивать: как живут наши ребята?

И я рассказала, что мой сын – достаточно успешный, и что ему тяжелые дела даются, потому что я его поддерживаю. И он это чувствует.

Я сказала той маме: “Без вашей поддержки ваш сын сможет двигаться по жизни – он будет искать эту поддержку где-либо, но ему будет очень сложно. И лучше, чтобы его в это время поддерживали именно вы, родные родители”.

Затем мы с этой мамой общались по телефону. И в конце разговора она обязательно добавляла: “Я своего ребенка поддерживаю”.

В самом начале деятельности “Терго” было много сомнений: все-таки Украина – это не Германия, не США. Но после встречи с той мамой появилась надежда – я увидела, что результат от общения есть.

В течение следующего года мам приходило немного. Бывает так, что мама хочет прийти на встречу, затем в последнюю минуту отказывается. Иногда родители говорят: “Мы принимаем своего ребенка, зачем нам приходить на какие-то еще собрания?”. И я тогда все равно прошу присоединяться: поскольку даже если у семьи все хорошо, то есть другие семьи, которым желательно рассказать вашу историю. И тогда родителям, которые видят, что они не одни, им легче принять своего ребенка.

Я не раз задумывалась: если бы у меня была возможность попасть на такие встречи, когда в бессознательном состоянии бегала по Полтаве в поиске выхода, то не было и тех восьми лет гомофобии.

“В “Терго” имеем 20 наиболее активных мам, которые, считайте, превратились в активисток, правозащитниц”

За четыре года на наших встречах побывало около 200 человек. Есть 20 наиболее активных мам, которые, считайте, превратились в активисток, правозащитниц.

К слову, мы встречаемся не только с мамами-папами, но и тетями, дядями, бабушками, дедушками. Потому что ребенку порой проще открыться другому, чем родителям. Тем более, когда идут новости о ЛГБТ, ребенок может “проверить”, насколько мама или папа чувствительны к этой теме.

Традиционно наши встречи проходят в конце каждого месяца. Преимущественно в Киеве, а также в Запорожье, Днепре. Как правило, больше всего мам, готовых прийти на встречу, там, где высокая активность самого ЛГБТ-сообщества. Например, ребята из организации “Гендер-Зед” в Запорожье делают очень крутые вещи. На наших встречах с нами всегда работает психолог, с самого начала с нами была психолог Анастасия Медко.

Сегодня мы пытаемся выйти на священнослужителей более высокого ранга, принимающих решения. Чтобы они каким-то образом “включали” родителей на понимание, или хотя бы не устраивали экзорцизма (процедура изгнания бесов из одержимого ими человека с помощью молитвы и определенных ритуалов – авт.).

Я вспоминаю слова одного парня, которого родители провели через экзорцизм: после этого ребенок выпал на неделю из жизни. Парень говорит, что они до сих пор молятся, “чтобы я шел по пути истинному, как они считают, и я чувствую, как мне тяжело. Лучше бы они ничего не делали”.

Как организация гетеросексуальная мы попытались выйти на учителей – мы получили разрешение от Министерства образования и науки Украины. Уже провели ряд тренингов по вопросам толерантности с психологами и учителями. И эту работу следует продолжать.

На самом деле в наших школах много детей, которые пытаются сделать каминг аут (добровольное раскрытие своей сексуальной ориентации и гендерной идентичности – авт.). Однако школьное сообщество не готово к этому – дети могут оскорблять, преследовать. Поэтому важно, чтобы хотя бы учителя брали под свой контроль эти процессы. Это также уменьшит количество самоубийств ЛГБТ-подростков из-за травли.

“КАК ТОЛЬКО ГОСУДАРСТВО ПРИЗНАЕТ НАС – НАЧНУТСЯ ПЕРЕМЕНЫ”

Деятельность родительской инициативы “Терго” распространилась далеко за пределы Украины. Елена Глоба старается держать руку на ЛГБТ-пульсе с миром: поддерживает свои европейские и американские связи – в этом ей помогают знания английского языка. Контактирует с похожими организациями в России. А в Беларуси и в Кыргызстане вместе с коллегами помогла создать родительские объединения там.

“Я бы очень хотела, чтобы постепенно нас брало под свое крыло государство”

– Наблюдая за развитием родительских инициатив в России, Беларуси, я замечаю, как мы идем вперед очень быстрыми темпами. Однако в Европе и США такие родительские организации финансируются частично государством, частично ЛГБТ-активистами, правозащитными организациями.

И я бы очень хотела, чтобы постепенно нас брало под свое крыло государство. Ведь если государство начнет нас поддерживать, открыто выразит свою позицию, что геи, лесбиянки – не какие то грешники или вообще их нет в нашей жизни, тогда наши дети начнут как минимум получать объективные биологические знания. Например, сегодня мы никак не можем изменить школьную программу с точки зрения воспитания многообразия. В наших учебниках – ни по биологии, ни по социальным предметам, естественным – не говорится, что сексуальная ориентация человека и гендерная идентичность могут быть разной.

И только если государство возьмет нас под свою опеку, начнутся изменения в образовании, изменения в политике.

Более того – сами люди, особенно молодежь, готовы к изменениям. Я преподаю в университете и наблюдаю за различными студентами. И среди них есть лесбийская пара, и все воспринимают это спокойно. Помню и свою университетскую жизнь – тогда с нами училась какая -то пара “странных” парней и пара “странных” девушек. Теперь я понимаю, что они были просто другие – как раз те люди, с которыми я сейчас работаю, к которым относится и мой сын.

– Государство не такое гибкое в принятии решений, как готовность общества…

– Хочешь не хочешь государство вынуждено принимать ЛГБТ-сообщество. Например, тот же самый КиевПрайд. Как по мне, расходуется очень большая сумма на правоохранителей – собрать 5000 полицейских в один день, координировать их. Очевидно, на это есть дополнительные финансовые затраты.

На КиевПрайде в этом году полицейские работали очень слаженно – нам как участникам было легко и спокойно. Разве что в начале цеплялись молодые ребята, которые пришли в белых футболках с рисунком “черное сердце”. Эти ребята кричали оскорбительные слова, рассказывали, как нам надо жить… Позже в одном телерепортаже я увидела, что произошло потом: полицейские нас окружили сплошной живой стеной, а за ними – с полсотни ребят нападали на полицейских, кричали им различные грубости: “Зачем вы охраняете их? Вы сами такие? Не ставайте к ним спиной?”.

Помню один почти смешной случай, как одна мама случайно услышала разговор полицейского по телефону: “Где я? Где я? Пида * ов я охраняю…”. Я тогда задумалась: полицейский пришел на работу, он не разделяет взглядов, является гомофобом, и ему надо сделать усилие над собой, чтобы охранять меня. Ему трудно – но он это делает. Это свидетельствует о его профессионализме. Вполне вероятно, что от тех же ребят, с которыми он заодно, полицейский может получить на орехи.

Но этого ничего бы не было, если бы наше государство приняло вполне четкую позицию по отношению ЛГБТ. Именно этой позиции правительства очень сильно не хватает.

“Наши ЛГБТ-активисты делают все, чтобы заявить о себе”

Наши ЛГБТ-активисты делают все, чтобы о себе заявить: на каждой правительственной встрече, на собраниях парламентских комитетов, во время персональных встреч. В 2013 году мой сын Богдан, чтобы ускорить законотворческий процесс, вышел к трибуне в Верховной Раде с речью “Есть геи в Украине”. Я неделю не спала, волновалась после этого выступления за безопасность своего сына. Я не знала, как воспримет это общество.

Сейчас в Украине законотворческий процесс очень тормозится: как-будто у нас нет этих людей и как-будто у них нет потребностей и прав. ЛГБТ-люди так же платят налоги, принимают участие в жизни страны, почему мы их так не уважаем? И КиевПрайд, активность самого сообщества, наши мамы и родители с “Терго” подтверждают: такие люди есть, их много, и они заслуживают равные права и признание.

Фото – Валерия Мезенцева, Центр информации о правах человека

Поділитися:
Якщо ви знайшли помилку, виділіть її мишкою та натисніть Ctrl+Enter